Одна непрочитанная книга…
Юлия Алексеева
06.05.2015
"Ум, порядочность, большие испытания - все это вещи, которые не следует писать у себя на лбу. Вообще человек сам у себя на лбу не должен быть написан".
Лидии Гинзбург из "Записных книжек"
Как же мне нравятся эти строки! А в школе меня всегда учили обратному: мол, все должно быть у человека записано на лице, на лбу. «Запиши себе на лбу», - часто говорила мне моя учительница по математике. А вот теперь я точно знаю, что это не так. Человек должен быть записан в делах и в окружающих людях - в том, как отзовутся его слова в душе, как они лягут на сердце и что прорастет из всего этого.
Я дружу с монахиней А уже пять лет. Она для меня непрочитанная книга, и не потому, что я, лентяйка такая, не могу дочитать, - нет, конечно. Просто она такая книга… которую читать не прочитать, понять не принять, сказать не пересказать.
Моя милая монахиня А. Видали ли вы когда-нибудь Ангелов? Настоящих, живых, с кроткими глазами, с тихой речью, недерзким обращением, доброжелательной интонацией, милой улыбкой, заботливыми руками? Я - да! И даже еще раз увижу завтра - спустя мучительно долгие две недели расставания…
Ее детское ласковое щебетанье я услышала в мобильнике ровно два часа назад и возликовала! Она всегда такая юная и звонкая – несмотря на ее уже преклонный возраст. Однажды мне сказали, чтобы не беспокоила ее по пустякам, она человек пожилой. О, как это было несправедливо и не про нее!
Утро понедельника, прекрасное утро (напрасно человечество так злословит, так ехидничает по поводу понедельников!). Наша встреча в семинарии. Она сидит напротив меня, тоненькая, изящная, облаченная в монашеское достоинство. Она в монастыре прошла такую школу жизни, что, казалось бы, все ей подвластно: шить, стирать, мыть, рисовать, строить, готовить. Она уйму лет трудилась на самых тяжелых монастырских послушаниях: и на кухне, таская 15-литровые кастрюли со щами, и на скотном дворе, убирая навоз, управляясь с непокорными молодыми бычками, - и строила, строила, строила…
Стержню стойкости и великодушия, Богом вложенному в это хрупкое и нежное существо, можно было только подивиться. Когда пришла в монастырь из богатой светской жизни, не берегла себя, вся отдалась на послушание, не капризничала - поберегите, мол, меня, я умница и моя работа-послушание такой доход монастырю приносит, какой не принесет ни одно коровье хозяйство! Но все выпадало на хрупкие ее плечики в двойной, тройной степени тяжести...
Помню один из ее рассказов, когда шла она, вся уставшая, измученная, только что вернувшаяся из суетной Москвы, куда ездила по монастырским делам, успевшая по дороге повздорить с игуменией, шла и думала уныло о жизни своей монашеской. Не заметила, как на ее пути оказался старец Илий. Стоял батюшка, поджидал ее с радостной улыбкой на лице. Подбежала она под благословение, а он ей достает и кладет в ручку сверточек со словами: «Не печалься, это твое, неси его достойно» Открыла моя монахиня сверточек от батюшки, а там оказался крестик золотой.
Я смотрю на нее и вижу в ней юную девчушку, вечно бегущую кому-то на помощь, вечно делающую чью-то работу, которая ей - всегда по силам... Потому как - по любви у нее все...
А сейчас пришло другое время, и другие заботы оказались ее неотъемлемой ношей. Тянутся к ней люди, тянутся к ней ее монастырские сестры, которые тоже с годами приобрели, наконец, способность видеть тех, кто незаметно трудится рядом. А тихое слово ее - выстрадано, оттого и особой, проникновенной, благодатной силой обладает…
Вот и ко мне она должна была приехать в сопровождении одной нашей общей приятельницы, вечной монастырской паломницы, веселой многодетной мамаши, которая тоже соскучилась по монахине А. И я загрустила. Потому что нужно мне было поговорить с монахиней А. не втроем, а с глазу на глаз... Но что уж тут поделаешь, не обижать же подругу, устроившую, можно сказать, приезд нашей дорогой гостьи?
И вот звонит мне мой ангел и тихо так чирикает своим детским воробьиным голоском: «Юленька, нам есть о чем поговорить c глазу на глаз... Я приеду одна, без Натальи. Наши разговоры должны оставаться книгой непрочитанной...»
Так прямо и сказала.
Есть одно, что всегда остается с тобою. За самой бездонной внутренней пустотой, за самым жестоким отчаянием - оно всегда есть и будет. Как последняя зацепка, ниточка, соломинка, вытягивающая тебя из пропасти... Единственное, что может дать жизнь мертвой и пустой душе, которая не может молиться, не умеет быть мужественной, не в силах больше терпеть... Просто стать еще меньше, чем ты был до этой минуты... И стать легче... Нежнее... Невесомее... Воздушнее... Исчезнуть совсем... Перестать... И потом снова пробиться крошечным зеленым ростком навстречу Солнцу.
И за эту встречу с Солнцем я всегда буду благодарна моей монахине А.
